Дом Снежного Барса

Не верь сравнениям! Не верь лживым аналогиям! Они говорят лишь о личности автора, но никогда - о сути разговора!

... Ты абсолютно честен и этичен. Ты всегда ставишь собственные ценности над личными. Ты способен вести разговор на любую тему... от влияния эллинской культуры на развитие восточной философии и до технологии кустарной выплавки легированной стали...
... Ты вызываешь у окружающих спонтанную неприязнь. Натолько бессмысленную, что их поведение становится наоборот, подчёркнуто дружелюбным. И в то же время это лишает тебя друзей. С идеальными людьми не дружат, им поклоняются.

Я слишком любил тебя. Я боялся признаться. Это очень сложно, решиться на откровенность... особенно, когда любишь.

А любовь... её не измерить никаким прибором. Не приложить справку с печатью.

Я слишком много говорил... о свободе... о праве быть собой. Но мы не свободны, мальчик мой. Мы рабы. Мы слуги своей любви.

Никто не хочет умирать. Это закон жизни. Но порой приходится забывать все законы...

Нельзя бесконечно нести во Вселенную собственную этику, пусть даже абсолютно правильную. Не нужна звёздам наша любовь, Ник!

Как легко стать хорошим!
Надо на время отнять у людей какую-нибудь примитивную, на неизбежную потребность. А потом, барственным жестом, вернуть.
И любовь к тебе станет искренней и неподдельной.

Не стоит заблуждаться относительно нашей роли в мироздании. Вода древнее плоти.

Чтобы победить врага - стань им.

Один человек - слишком мало, чтобы изменить мир.

Нет, точно, мир сошёл с ума. И мне придётся спятить – отвечая требованиям моды.

Горели альбомы плохо. Конечно, сплошной пластик. Пришлось сходить в гараж и плеснуть на альбомы бензином. Я посидел у огня, грея озябшие руки, но дым был слишком едким.
Память – она всегда плохо горит.

Когда уходишь на день и когда уходишь навсегда – имущество теряет смысл.

А за что буду умирать я?
За себя.
А что ещё стоит жизни – кроме самой жизни?

Мне только хочется знать, что где-то рядом теплится свет.

Да… память. Вначале она требует символов… бумажек и снимков… а потом всё равно подводит.

Я слишком любил Землю. Любил наш смешной мир. И нашу несчастную страну – всегда любил больше, чем Землю. И свой дом любил больше, чем страну. Потому что только такова любовь, она складывается из малого, из частичек, из чего-то смешного и глупого, из подъезда, где первый раз целовался, из двора, где первый раз подрался, из работы, в которой нашёл себя… Не свобода важна, Петя. Любовь…

… подлецов надо бить по морде. Невзирая на последствия.

Не знаю, что сильнее целесообразности и любви. Если разум и сердце приводят к одному и тому же выводу, что можно им противопоставить?
Пока – не знаю.

… победить врагов – ещё не значит спастись самому.

Невозможно честно обыграть шулера. Невозможно тайно проникнуть в цивилизацию шпионов.

Можно геройствовать, сражаться с чужими и бить морды подонкам человеческого рода. Но невозможно обмануть целый мир.

Чтобы понять жизнь чужих, надо взглянуть на их смерть.

Может это и правильно, что плоть превращается в пепел и уносится в небо, чтобы осесть на землю, прорасти травой и деревьями?

Когда смерть превращается в спектакль – что-то неладно.

Один человек – уже слишком много, чтобы изменить мир.

Радостная болезнь – склероз. Сплошные приятные сюрпризы.

Узник не станет стремиться на волю, если считает себя свободным.

Ветру не нужна власть – и даже если ты поймал его в паруса, не думай, что стал повелителем. Просто на миг вам оказалось по дороге…

Страх – в неизвестности. Это единственный страх, который можно себе позволить. А когда знаешь – бояться нельзя.

Петя, в определённом возрасте такие мелкие неудобства, как негнущиеся суставы, слепнущие глаза, или, например, пребывание в нечеловеческом теле, отступают перед самой возможностью жить.

… точных ответов не существует вообще. (…) Но всегда есть догадки и предположения.

Мы смотрим на мир сквозь очки с толстыми кривыми стёклами, которые нам одели в детстве. Эти очки – воспитание, культура, менталитет. От них не избавиться никогда.

Только я действительно сомневаюсь в нормальности людей, которые ни чего не хотят для себя лично. Ничего – ни власти, ни денег, ни бунгало на Мальдивских островах, ни неба, в котором миллион звёзд, ни сладкой дрожи, которой пронзает тело джамп.
Если человеку нечего терять, он никогда не поймёт другого.

… всегда хочется иметь контроль над ситуацией. Или – иллюзию контроля.

Труднее всего спорить с подозрениями, когда они абсолютно беспочвенны.

У доверия не бывает уровней. (…) Это… Это триггер. Да или нет. Две позиции.

Бесполезно просить солнечный луч заглянуть в тёмную комнату. Проще открыть окно. Или зажечь лампу.

В общем-то, женщинам всегда приятны комплименты по поводу их кулинарного мастерства. Даже если они всего лишь открыли консервную банку, стоит восхищаться так, словно тебя накормили паровой осетриной или рассыпчатым узбекским пловом.

Только время покажет, кто был прав.

Последнее слово всегда остаётся за тем, у кого руки не связаны.

Когда пылает дом не время ссориться с соседями из-за протёкших кранов.

Совершать глупости – не преступление. А вот не доводить их до конца – преступление!

– Андрей Валентинович, я не собираюсь спорить, – в голосе Данилова был живейший интерес. – Но неужели стоит сознательно всё упрощать? Подходить к проявлениям чужого разума только с человеческих позиций, оперируя лишь нашими критериями?
– Стоит. Потому что чуждых критериев мы всё равно не поймём, – ворчливо отозвался дед.

Плоть хрупка. Слишком хрупка для силы, которую ей приходится вмещать.

Отбирая чужую жизнь – будь готов отдать свою.

… идеального общества не бывает.

– А почему люди на других планетах строят города?
– Они боятся одиночества.
Минуту мальчик молчал. Потом спросил:
– В городе одиночества нет?
– Только там оно и есть. Но этого не замечаешь.

– … Дари, мне в детстве говорили, что война – мерзкая, но неизбежная штука. Что если хочешь мира, то надо готовиться к войне. И что порой надо воевать за свою правоту.
– Чтобы всех осчастливить, – насмешливо сказал Кэлос.
– Нет. Чтобы защитить себя. От тех, кто хочет тебя осчастливить.

Нечасто так бывает, что в чужом, совершенно незнакомом доме мгновенно начинаешь чувствовать себя уютно. Это и от хозяев зависит, и от самого дома… впрочем, дом – это лишь отражение хозяев. Более яркое и честное. Никакие слова и улыбки не помогут ощутить тепло, если вещи хранят холод.

– Рада, у меня есть родина. Планета Земля… Ну да, я понимаю, это звучит как масло масляное, только нет у Земли иного названия. Я очень люблю её.
– Там хорошо?
– Там плохо, Рада. Там чаще плохо, чем хорошо. Но ведь любят не за это.

А потом вдруг… ох уж это вдруг! Всё и всегда случается вдруг и почему-то мы каждый раз готовы удивляться…

И никого я не терял в жизни, не было у меня ни любимой, ни родителей, ни детей! Вот только себя самого… два раза. Однажды на Земле – когда занял чужое место. Потом на Родине – когда влез в чужое тело. Знаешь, себя терять – тоже больно. Начинаешь жить по-другому… за себя и за того парня.

Не касайся замков их пепла, Пётр. Они могут быть очень красивы, но в них нельзя жить.