Дом Снежного Барса

Детей бить нельзя, утверждает Тедди. Их и без тебя будут всю жизнь колотить кому не лень, а если тебе хочется его ударить, дай лучше по морде самому себе. это будет полезнее.

Какой смысл говорить о будущем? (...) О будущем не говорят, будущее делают.

И очень вам советую: подумайте, попытайтесь подумать, что вы можете дать детям. Поглядите на себя. Вы родили их на свет и калечите их по своему образу и подобию.

Жизнь - болезнь материи, мышление - болезнь жизни.

Моральные ценности не продаются, Банев. Их можно разрушить, купить их нельзя.

Конечно же, литература не бывает плохой или хорошей. Литература бывает только хорошей, а всё прочее следовало бы называть макулатурой.

Я нервно хихикнул: может быть, поэтому и печатается у нас столько барахла, что исчезли по городам печки?

Неужели же, чёрт возьми, гадко всё, что в человеке от животного? Даже материнство, даже улыбка мадонн, их ласковые мягкие руки, подносящие младенца к груди… Да, конечно, инстинкт, и целая религия, построенная на инстинкте… наверное, вся беда в том, что эту религию пытаются распространять дальше, на воспитание, где никакие инстинкты уже не работаю, а если и работают, то только во вред… потому что волчица говорит своим волчатам: «Кусайте, как я», и этого достаточно, и зайчиха учит зайчат: «Удирайте, как я», и этого тоже достаточно, но человек-то учит детёныша: «Думай, как я», а это уже преступление…

Да, тут большинством голосов ничего не решить. Это что-то вроде свободных демократических выборов: большинство всегда за сволочь.

Мы не покупаем вас. Мы просто хотим, чтобы вы оставались самим собой, мы опасаемся, что вас сомнут. Ведь многих уже смяли… Моральные ценности не продаются, Банев. Их можно разрушить, купить их нельзя. Каждая данная моральная ценность нужна только одной стороне, красть или покупать её не имеет смысла. Господин Президент считает, что купил живописца Р. Квадригу, а живописец протёк у него между пальцами и умер. А мы не хотим, чтобы писатель Банев протёк между чьими-то пальцами, пусть даже нашими, и умер. Нам нужны художники, а не пропагандисты.

– Вот за это я тебя и люблю, – сказала Диана.
Виктор рухнул на стул и потянулся к бутылке.
– За что? – рассеяно спросил он.
– За то, что ты им нужен. За то, что ты, кобель, пьяница, неряха, скандалист, подонок, всё-таки нужен таким людям.

За всё надо платить, думал он, ничего не получают даром, и чем больше ты получил, тем больше нужно платить, за новую жизнь надо платить старой жизнью.

Воистину: демон неба сломал мне рога гордыни.

Стать мастером не трудно, трудно оставаться мастером.

Вы поймите, я не хочу знакомиться с людьми, с которыми я знакомиться не хочу.

Может быть и существуют на свете совершенные эгоисты, но уж совершенных альтруистов не бывает.

- Если не знаешь, что делать, - произнёс Вечеровский, - не делай ничего.

Когда на тебя прёт тяжёлый танк, а у тебя, кроме башки на плечах, никакого оружия нет, надо уметь вовремя отскочить...

Любить надо уметь. А вы не умеете. Вы только рассуждаете о любви. Вы не любите любовь. Вы любите о ней рассуждать.

Богам спешить некуда, у них впереди вечность.

Может быть вы дьявол. Может быть, сын бога. Кто вас знает?

Друг наполовину - это всегда наполовину враг.

При чрезвычайных обстоятельствах действительны только чрезвычайные меры.

- Ещё один претендент на мировое господство, - сказал я.
- Почему - ещё? - забеспокоился Спиридон. - Есть и другие?
- Злобных дураков всегда хватало, - сказал я с горечью.

Каждый человек - человек, пока он поступками своими не доказал обратного.

Язвы надо лечить, а не вырубать из тела топором.

Всё-таки трудно придумать что-либо более отвратное, чем потуги взрослых вмешивать в свои взрослые дела детей. В особенности если это не дела, а делишки, а дети не просто дети, а нечастные от рождения.

На фоне злобного идиота даже самый обыкновенный человек выглядит ангелом, до умиления симпатичным.

Педагоге, воспитай себя, а уже потом суйся воспитывать других. А то ты такого навоспитаешь, что сотня Г.А. их не перевоспитает.

За доброе дело не всегда выступают из добрых намерений. (…)
Вокруг доброго дела всегда толкутся разные люди – и добрые, и полные подонки.

Человечность едина. Её нельзя разложить по коробочкам. А человечность, которую вы исповедуете, состоит из одних принципов, вся расставлена по полочкам, там у вас и человечности-то не осталось – сплошной катехизис. (…)
Человечность выше всех ваших принципов, сказал Г.А. Человечность выше всех и любых принципов. Даже тех принципов, которые порождены самой человечностью.

Там, где присутствует милосердие, – там воспитание. Там, где милосердие отсутствует, – где присутствует всё, что угодно, кроме милосердия, – там дрессировка.
Через милосердие происходит воспитание Человека. В отсутствие милосердия происходит выработка полуфабриката: технарь, работяга, лабух. И разумеется, береты всех мастей. Машины убийства. Профессионалы.
Замечательно, что в изготовлении полуфабрикатов человечество, безусловно, преуспело. Проще это, что ли? Или времени никогда на воспитание Человека не хватало? Или средств?
Да нет, просто нужды, видимо, не было.

Люди несоизмеримы, как бесконечности. Нельзя утверждать, будто одна бесконечность лучше, а другая хуже. Это азы. Я отдаю предпочтение одним за счёт других. Это великий грех.

… не надо врать без самой крайней необходимости.

Вообще они бегут не «куда», а «откуда». От нас они бегут, из нашего мира они бегут в свой мир, который и создают по мере слабых сил своих и способностей. Мир этот не похож на наш и не может быть похож, потому что создаётся вопреки нашему, наоборот от нашего и в укор нашему. Мы этот их мир ненавидим и во всём виним, а винить-то надо нам самих себя.

Конечно, бытие определяет сознание. Это как правило. Однако, к счастью, как исключение, но достаточно часто случается так, что сознание опережает бытие. Иначе мы бы до сих пор сидели в пещерах.

– Но зато они были счастливы, – сказала Майка, не оборачиваясь.
– Почему ты так думаешь?
– Иначе бы они вернулись! Зачем им было что-то искать, если они и без того были счастливы? – Майка сердито посмотрела на Вандерхузе. – Что вообще стоит искать, кроме счастья?
– Я мог бы тебе ответить, что тот, кто счастлив, ничего и не ищет, – сказал Вандерхузе, – но я не подготовлен к такому глубокому спору, да и ты тоже, как ты полагаешь?

Человек не может быть виноват в том, что он существует…

Труднее всего простить себе две вещи из прошлого: трусость и глупость.

* Написано Борисом Стругацким под псевдонимом.